Б. Пастернак. Стихи о любви
Из книги «Когда разгуляется» (1956 - 1959)
Это последняя книга поэта, опубликованная уже после его смерти. Осенняя прозрачность стиха, словно бы видимого насквозь, не приводит к упрощенности.
* * *
Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.
До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.
Всё время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.
О, если бы я только мог
Хотя отчасти,
Я написал бы восемь строк
О свойствах страсти.
О беззаконьях, о грехах,
Бегах, погонях,
Нечаянностях впопыхах,
Локтях, ладонях.
Я вывел бы ее закон,
Ее начало.
И повторял ее имен
Инициалы.
Я б разбивал стихи, как сад.
Всей дрожью жилок
Цвели бы липы в них подряд,
Гуськом, в затылок.
В стихи б я внес дыханье роз,
Дыханье мяты,
Луга, осоку, сенокос,
Грозы раскаты.
Так некогда Шопен вложил
Живое чудо
Фольварков, парков, рощ, могил
В свои этюды.
Достигнутого торжества
Игра и мука —
Натянутая тетива
Тугого лука.
Это стихотворение, как и «Быть знаменитым некрасиво», можно считать программным стихотворением для Пастернака последних десятилетий, когда он решительно обратился к реализму. Показательно в этом смысле упоминание о Шопене. В статье 1945 года поэт писал о великом композиторе: «Шопен реалист в том же самом смысле, как Лев Толстой».
Эти слова можно прочитать и как автохарактеристику. Действительно, лирика последних десятилетий словно бы вернулась из надмирных полетов, откуда не было видно даже «какое, милые, у нас тысячелетье на дворе», она стала равновеликой самому поэту, приобретя черты дневника, черты автобиографичности в большей степени, чем это было в первых книгах.
Мечта о восьми строках, посвященных свойствам страсти, вызывает в памяти пушкинские стихи 1829 года «Зима. Что делать нам в деревне?..»
Без названия
Недотрога, тихоня в быту,
Ты сейчас вся огонь, вся горенье.
Дай запру я твою красоту
В темно… тереме стихотворенья.
Посмотри, как преображена
Огневой кожурой абажура
Конура, край стены, край окна,
Маши тени и наши фигуры.
Ты с ногами сидишь на тахте,
Под себя их поджав по-турецки.
Все равно, на свету, в темноте,
Ты всегда рассуждаешь по-детски.
Замечтавшись, ты нижешь на шнур
Горсть на платье скатившихся бусин.
Слишком грустен твой вид, чересчур
Разговор твой прямой безыскусен.
Пошло слово любовь, ты права.
Я придумаю кличку иную.
Для тебя я весь мир, все слова,
Если хочешь, переименую.
Разве хмурый твой вид передаст
Чувств твоих рудоносную залежь,
Сердца тайно светящийся пласт?
Ну так что же глаза ты печалишь?
Единственные дни
На протяженьи многих зим
Я помню дни солнцеворота,
И каждый был неповторим
И повторялся вновь без счета.
И целая их череда
Составилась мало-помалу —
Тех дней единственных, когда
Нам кажется, что время стало.
Я помню их наперечет:
Зима подходит к середине,
Дороги мокнут, с крыш течет
И солнце греется на льдине.
И любящие, как во сне,
Друг к другу тянутся поспешней,
И на деревьях в вышине
Потеют от тепла скворешни.
И полусонным стрелкам лень
Ворочаться на циферблате,
И дольше века длится день
И не кончается объятье.
Предпоследняя строка стала журнальным названием романа Ч. Айтматова «Буранный полустанок».
Б. Пастернак. Стихи о любви — Назад, на стр. 8