Анна Андреевна АХМАТОВА
(1889-1966)
Ахматова — один из крупнейших лириков двадцатого столетия. Она вошла в литературу на рубеже десятых годов 20 века, и с самого начала ее поэзия, впитав в себя уроки символизма, заявила о своем принципиальном несогласии с ним. Если символизм утверждал, что существующая жизнь — всего-навсего смутное и огрубленное отображение жизни высшей, идеальной, то Ахматова высшей ценностью признала именно эту земную жизнь.
Вот почему так внимательна была она к мельчайшим подробностям, которых до нее, кажется, никто и не замечал:
Сухо пахнут иммортели
В разметавшейся косе.
На стволе корявой ели
Муравьиное шоссе…
Какая колоссальная разрешающая способность была у этого поэтического глаза, если муравьиная стежка представала ему как широкое шоссе! Такой пристальности, такой степени подробности русская лирика еще не знала.
Если у символистов любовь возвышалась до чего-то надмирного, внеземного, то у Ахматовой предметом лирики стала именно земная любовь, в быту возникшая, в быту прожившая, от быта зачастую и погибавшая.
Признавая А. Блока «не только величайшим европейским поэтом первой четверти двадцатого века, но и человеком-эпохой, т. е. самым характерным представителем своего времени»,— Ахматова в собственной лирике не столько продолжала Блока, сколько отталкивалась от него.
Своим учителем в поэзии она называла Иннокентия Анненского, обнаженно чувствовавшего силу «вещного», грубого, осязаемого мира. Однако, кроме Анненского, был у Ахматовой еще один, еще более великий и могучий учитель — русская проза XIX века. Очень хорошо сказал об атом О. Э. Мандельштам: «Ахматова принесла в русскую лирику всю огромную сложность и богатство русского романа XIX века. Не было бы Ахматовой, не будь Толстого с «Анной Карениной», Тургенева с «Дворянским гнездом», всего Достоевского и отчасти Лескова. Генезис Ахматовой лежит в русской прозе, а не в поэзии. Свою поэтическую форму, острую и своеобразную, она развила с оглядкой на психологическую прозу».
Уже первая книга стихов Анны Ахматовой «Вечер» стала заметным явлением русской лирики.
К сожалению, с 20-х годов на Ахматову возобладал поверхностно-тематический взгляд, приклеивший на долгие десятилетия к ее поэзии оскорбительно-несправедливые ярлыки: «камерная», «узкая» «индивидуалистическая», а с переводом в социологическую плоскость — и еще более (резкие: «тепличное растение, взращенное помещичьей усадьбой».
Верное понимание ее поэзии, в частности любовной лирики, стало приходить много позднее. Уже после ее смерти А. Т. Твардовский, один из крупнейших поэтов нашего столетия, писал: «Любовь у Ахматовой не праздная причуда и не просто дань возрасту, нерассуждающей страсти. Она полна глубокого душевного содержания, она — мера личности, незаменимая и возвышающая «повинность» человеческого сердца, откровенная в своей нетерпимости и нераздельности…
…Поэзия Ахматовой — это прежде всего подлинность, певыдуманпость чувств, поэзия, отмеченная необычайной сосредоточенностью и взыскательностью нравственного начала. И ее, между прочим, никак нельзя назвать исключительно поэзией сердца. В целом — это лирический дневник много чувствовавшего и много думавшего современника сложной и величественной эпохи…
…Лирика Анны Ахматовой — неотъемлемая часть нашей национальной культуры, одна из живых и не утрачивающих свежести ветвей на древе великой русской поэзии».
Любовь
То змейкой, свернувшись клубком,
У самого сердца колдует,
То целые дни голубком
На белом окошке воркует,
То в инее ярком блеснет,
Почудится в дреме левкоя…
Но верно и тайно ведет
От радости и от покоя.
Умеет так сладко рыдать
В молитве тоскующей скрипки,
И страшно ее угадать
В еще незнакомой улыбке.
24 ноября 1911 Царское Село
* * *
Сжала руки под темной вуалью…
«Отчего ты сегодня бледна?»
— Оттого, что я горькой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот…
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».
8 января 1911
На поверхностное прочтение, это еще одно стихотворение о «мужской жестокости»: речь идет о жизни и смерти, а палач подчеркнуто галантно заботится о… здоровье казнимого. Однако, будь это стихотворение действительно таким, вряд ли выделились бы стихи Ахматовой из потока так называемой «женской» лирики.
Драма началась «за кадром», и повинна была в ней, по-видимому, героиня. Впрочем, стихотворение вовсе не о том, «кто виноват?» Оно о более сложном и трагическом — страшном взаимонепонимании людей, даже когда они любят. Любовь едва обозначена, но «едва» относится к способу изображения, а не к силе чувства. Чувство, напротив, так велико, что составляет всю жизнь героев. Поэтому у одной — порыв, почти полет («перил не касаясь»), у другого — почти оцепенение, неподвижность, чтобы изо всех сил не выдать своего истинного чувства («улыбнулся спокойно и жутко»). Стихотворение в двенадцать строк оказалось не только драматической сценой, но конспектом целого романа, тема которого — трагическое неумение понять друг друга, прорваться через ложные слова и поступки, разъединение людей — станет одной из ведущих тем мировой литературы второй половины двадцатого века.
Читать дальше — А. Ахматова. Стихи о любви - стр. 2