А. Ахматова. Стихи о любви
Песня последней встречи
Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
Показалось, что много ступеней,
А я знала — их только три!
Между кленов шепот осенний
Попросил: «Со мною умри!
Я обманут моей унылой,
Переменчивой, злой судьбой».
Я ответила: «Милый, милый!
И я тоже. Умру с тобой…»
Это песня последней встречи.
Я взглянула на темный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно-желтым огнем.
29 сентября 1911, Царское Село
Эта «перчатка с левой руки» обошла, кажется, все статьи и книги об Ахматовой, так зрима была психологическая деталь, выдававшая тщательно скрываемое волнение героини. В. Шкловский писал: «Когда Ахматова говорила: «Я на правую руку надела перчатку с левой руки»,— то это было стилистическим открытием, потому что любовь у символистов должна была появиться в пурпурном круге и должна была быть преобразованием мира, раскрытием премудрости или раскрытием его интернациональной пошлости». Но дело было не только в стилистике — право на поэзию получала, «самая обыкновенная» любовь, с ее драмами, непониманием, доходящим порой до жестокости.
* * *
Как соломинкой, пьешь мою душу.
Знаю, вкус ее горек и хмелен.
Но я пыткой мольбу не нарушу,
О, покой мой многонеделен.
Когда кончишь, скажи. Не печально,
Что души моей нет на свете.
Я пойду дорогой недальней
Посмотреть, как играют дети.
На кустах зацветает крыжовник,
И везут кирпичи за оградой.
Кто ты: брат мой или любовник,
Я не помню и помнить не надо.
Как светло здесь и как бесприютно,
Отдыхает усталое тело…
А прохожие думают смутно:
Верно, только вчера овдовела.
10 февраля 1911, Царское Село
И здесь само чувство, как и отношения, только эскизно намечены: и тоска о неродившемся, видно, ребенке, и страшное опустошение души, и чувство чугунной усталости, когда рассеянный взгляд выхватывает только случайные приметы окружающего мира: зацветающий крыжовник, кирпичи за кладбищенской оградой… И рядом — совершенно неожиданное (потому что выдержано в «изысканном» стиле, хотя так же неназойливое по деталям) стихотворение:
* * *
Я сошла с ума, о мальчик странный,
В среду, в три часа!
Уколола палец безымянный
Мне звенящая оса.
Я ее нечаянно прижала,
И, казалось, умерла она,
Но конец отравленного жала
Был острей веретена.
О тебе ли я заплачу, странном,
Улыбнется ль мне твое лицо?
Посмотри! На пальце безымянном
Так красиво гладкое кольцо.
18—19 марта 1911, Царское Село
Только пробившись сквозь изысканность этого сравнения кольца с осой, можно различить все тот же ахматовский мотив: страдание неизвестно из-за чего, нет виноватых.
Характер героини может переосмысляться по-разному, но всякий раз будет представать личность незаурядная, сильная. Недаром в одном из стихотворений Ахматова сказала, что в ней «капелька новогородской крови — как льдинка в пенистом вине» (надо вспомнить традиционный для русской поэзии образ Новгорода как оплота свободы, как символ мужества). Вот вариация этого характера на древнерусский мотив:
* * *
Муж хлестал меня узорчатым,
Вдвое сложенным ремнем.
Для тебя в окошке створчатом
Я всю ночь сижу с огнем.
Рассветает. И над кузницей
Подымается дымок.
Ах, со мной, печальной узницей,
Ты опять побыть не мог.
Для тебя я долю хмурую,
Долю-муку приняла.
Или любишь белокурую,
Или рыжая мила?
Как мне скрыть вас, стоны звонкие!
В сердце темный, душный хмель,
А лучи ложатся тонкие
На несмятую постель.
Осень 1911
Читать дальше — А. Ахматова. Стихи о любви - стр. 3