А девушка в окне вздыхает печально. И листья плюща отвечают ей сочувственным вздохом, шелестом, шорохом.
Девушка вздыхает еще печальнее, и листья плюща вздыхают с нею еще громче.
Девушка начинает петь тихонько. Стена и плющ исчезают. Мы видим просторную кухню со сводчатым потолком, огромным очагом, полками с посудой. Девушка поет:
Дразнят Золушкой меня,
Оттого что у огня,
Силы не жалея,
В кухне я тружусь, тружусь,
С печкой я вожусь, вожусь,
И всегда в золе я.
Оттого что я добра,
Надрываюсь я с утра
До глубокой ночи.
Всякий может приказать,
А спасибо мне сказать
Ни один не хочет.
Оттого что я кротка,
Я чернее уголька.
Я не виновата.
Ах, я беленькой была!
Ах, я миленькой слыла,
Но давно когда-то!
Прячу я печаль мою.
Я не плачу, а пою,
Улыбаюсь даже.
Но неужто никогда
Не уйти мне никуда
От золы и сажи!
— Тут все свои, — говорит Золушка, кончив песню и принимаясь за уборку, — огонь, очаг, кастрюли, сковородки, метелка кочерга. Давайте, друзья, поговорим по душам.
В ответ на это предложение огонь в очаге вспыхивает ярче, сковородки, начищенные до полного блеска, подпрыгивают и звенят, кочерга и метелка шевелятся, как живые, в углу, устраиваются поудобней.
— Знаете, о чем я думаю? Я думаю вот о чем: мачеху и сестриц позвали на бал, а меня — нет. С ними будет танцевать принц,
а обо мне он даже и не знает. Они там будут есть мороженое, а я не буду, хотя никто в мире не любит его так, как я! Это несправедливо, верно?
Друзья подтверждают правоту Золушки сочувственным звоном, шорохом и шумом.
— Натирая пол, я очень хорошо научилась танцевать. За шитьем я очень хорошо научилась думать. Терпя напрасные обиды, я научилась сочинять песенки. За прялкой я их научилась петь. Выхаживая цыплят, я стала доброй и нежной. И ни один человек об этом не знает. Обидно! Правда?
Друзья Золушки подтверждают и это.
— Мне так хочется, чтобы люди заметили, что я за существо, но только непременно сами. Без всяких просьб и хлопот с моей
стороны. Потому что я ужасно гордая, понимаете?
Звон, шорох, шум.
— Неужели этого никогда не будет? Неужели не дождаться мне веселья и радости? Ведь так и заболеть можно. Ведь это очень вредно не ехать на бал, когда ты этого заслуживаешь! Хочу, хочу, чтобы счастье вдруг пришло ко мне! Мне так надоело самой себе дарить подарки в день рождения и на праздники! Добрые люди, где же вы? Добрые люди, а добрые люди!
Золушка прислушивается несколько мгновений, но ответа ей нет.
— Ну что же,— вздыхает девочка,— я тогда вот чем утешусь: когда все уйдут, я побегу в дворцовый парк, стану под дворцовыми окнами и хоть издали полюбуюсь на праздник.
Едва Золушка успевает произнести эти слова, как дверь кухни с шумом распахивается. На пороге — мачеха Золушки. Это — рослая, суровая, хмурая женщина, но голос ее мягок и нежен. Кисти рук она держит на весу.
З о л у ш к а. Ах, матушка, как вы меня напугали!
М а ч е х а. Золушка, Золушка, нехорошая ты девочка! Я забочусь о тебе гораздо больше, чем о родных своих дочерях. Им я не делаю ни одного замечания целыми месяцами, тогда как тебя, моя крошечка, я воспитываю с утра до вечера. Зачем же ты, солнышко мое, платишь мне за это черной неблагодарностью? Ты хочешь сегодня убежать в дворцовый парк?
З о л у ш к а. Только когда все уйдут, матушка. Ведь я тогда никому не буду нужна!
М а ч е х а. Следуй за мной!
Мачеха поднимается по лестнице. Золушка — следом. Они входят в гостиную. В креслах сидят сводные сестры Золушки — Анна и Марианна. Они держат кисти рук на весу так же, как мать. У икна стоит лесничий с рогатиной в руках. Мачеха усаживается, смотрит на лесничего и на Золушку и вздыхает.
М а ч е х а. Мы тут сидим в совершенно беспомощном состоянии, ожидая, пока высохнет волшебная жидкость, превращающая ногти в лепестки роз, а вы, мои родные, а? Вы развлекаетесь и веселитесь. Золушка разговаривает сама с собой, а ее папаша взял рогатину и пытался бежать в лес. Зачем?
Л е с н и ч и й. Я хотел сразиться с бешеным медведем.
М а ч е х а. Зачем?
Л е с н и ч и й. Отдохнуть от домашних дел, дорогая.
М а ч е х а. Я работаю как лошадь. Я бегаю, хлопочу, очаровываю, ходатайствую, требую, настаиваю. Благодаря мне в церкви мы сидим на придворных скамейках, и в театре — на директорских табуреточках. Солдаты отдают нам честь! Моих дочек скоро запишут в бархатную книгу первых красавиц двора! Кто превратил наши ногти в лепестки роз? Добрая волшебница, у дверей которой титулованные дамы ждут неделями. А к нам волшебница пришла на дом. Главный королевский повар вчера прислал мне в подарок дичи.
Л е с н и ч и й. Я ее сколько угодно приношу из лесу.
М а ч е х а. Ах, кому нужна дичь, добытая так просто! Одним словом, у меня столько связей, что можно с ума сойти от усталости, поддерживая их. А где благодарность? Вот, например, у меня чешется нос, а почесать нельзя. Нет, нет, отойди, Золушка, не надо, а то я тебя укушу.
З о л у ш к а. За что же, матушка?
М а ч е х а. За то, что ты сама не догадалась помочь бедной, беспомощной женщине.
З о л у ш к а. Но ведь я не знала, матушка!
А н н а. Сестренка, ты так некрасива, что должна искупать это чуткостью.
М а р и а н н а. И так неуклюжа, что должна искупать это услужливостью!
А н н а. Не смей вздыхать, а то я расстроюсь перед балом.
З о л у ш к а. Хорошо, сестрицы, я постараюсь быть веселой.
М а ч е х а. Посмотрим еще, имеешь ли ты право веселиться. Готовы ли наши бальные платья, которые я приказала тебе сшить за семь ночей?
З о л у ш к а. Да, матушка!
Она отодвигает ширмы, стоящие у стены. За ширмами на трех ивовых манекенах — три бальных платья. Золушка, сияя, глядит на них. Видно, она вполне удовлетворена своей работой, гордится ею. Но вот девочка взглядывает на мачеху и сестер, и у нее опускаются руки. Мачеха и сестры смотрят на свои роскошные наряды недоверчиво, строго, холодно, мрачно.
В напряженном молчании проходит несколько мгновений.
— Сестрицы! Матушка! — восклицает Золушка, не выдержав. — Зачем вы смотрите так сурово, как будто я сшила вам саваны?
Это нарядные, веселые бальные платья. Честное слово, правда!
— Молчи! — гудит мачеха.— Мы обдумали то, что ты натворила, а теперь обсудим это!
Мачеха и сестры перешептываются таинственно и зловеще. И вот мачеха изрекает наконец:
— У нас нет оснований отвергать твою работу. Помоги одеться.
К усадьбе лесничего подкатывает коляска. Толстый усатый кучер в ливрее с королевскими гербами осаживает сытых коней, затем он надевает очки, достает из бокового кармана записку и начинает по записке хриплым басом петь:
Уже вечерняя роса
Цветочки оросила.
Луга и тихие леса
К покою пригласила.
(Лошадям.) Тпру! Проклятые!
А я, король, наоборот,
Покою не желаю.
К себе любезный мой народ
На бал я приглашаю.
(Лошадям.) Вы у меня побалуете, окаянные!
А чтоб вернее показать
Свою любовь и ласку,
Я некоторым велел послать
Свою личную, любимую,
Ах-ах, любимую,
Да-да, любимую,
Любимую, любимую
Коляску.
Двери дома распахиваются. На крыльцо выходят мачеха, Анна, Марианна в новых и роскошных нарядах. Лесничий робко идет позади. Золушка провожает старших. Кучер снимает шляпу, лошади кланяются дамам.
Перед тем как сесть в коляску, мачеха останавливается и говорит ласково:
— Ах да, Золушка, моя звездочка! Ты хотела побежать в парк, постоять под королевскими окнами.
— Можно? — спрашивает девочка радостно.
— Конечно, дорогая, но прежде прибери в комнатах, вымой окна, натри пол, выбели кухню, выполи грядки, посади под окнами семь розовых кустов, познай самое себя и намели кофе на семь недель.
— Но ведь я и в месяц со всем этим не управлюсь, матушка!
— А ты поторопись!
Дамы усаживаются в коляску и так заполняют ее своими пышными платьями, что лесничему не остается места. Кучер протягивает ему руку, помогает взобраться на козлы, взмахивает бичом, и коляска с громом уносится прочь.
Читать дальше — Золушка - стр. 3